[Яой] Система [Спаси-Себя-Сам] для Главного Злодея/ The Scum Villain’s [Self-Saving] System - Мосян Тунсю

— Это… — вопросительно бросил он.

— Короткошёрстные монстры, которых изловил шисюн Лю, — педантично поведал Цзи Цзюэ. — Говорят, что их мясо очень приятно на вкус, так что шисюны могут забрать их на свои пики, чтобы приготовить.

«Короткошёрстные? Короткошёрстные? — недоумевал про себя Шан Цинхуа. — Да разве я такое писал? Его вообще есть-то можно?»

Похоже, Шэнь Цинцю разделял его сомнения:

— Право, вам не стоило беспокоиться…

— Шисюн Лю сказал, что это в благодарность за посланный с пика Цинцзин чай, — заученно протараторил [10] Цзи Цзюэ.

«Чай? Ещё и чай ему посылал?! — ужаснулся Шан Цинхуа. — Да на что это вообще похоже? С каких это пор они обмениваются подарками?»

— Выходит, я попал под лучи славы шисюна Шэня, — выдавил смешок Шан Цинхуа. — Могу я спросить, что это за редкостный чай?

— Это урожай с семейных полей моего старшего ученика Мин Фаня, — любезно ответил Шэнь Цинцю. — Что же до его качества, то почему бы шиди не зайти на пик Цинцзин, чтобы оценить его самостоятельно?

— В таком случае я искупаюсь ещё и в лучах благодарности, предназначенных шисюну Лю [11], — нахально заявил Шан Цинхуа.

Так, каждый со своим мешком в руках, они двинулись на пик Цинцзин.

Стоило им зайти в ворота, как их лица овеял прохладный ветерок, несущий с собой тихое пение птиц — они будто преступили порог иного мира, шагая в освежающем уединении под сенью гибких бамбуковых стеблей.

Шэнь Цинцю явно был чем-то крайне доволен — вместо того, чтобы досадовать на то, что вновь потерпел поражение от Лю Цингэ, он походя бросил:

— А техника владения мечом шиди Лю в самом деле очень хороша.

Шан Цинхуа не удержался от напоминания:

— Шисюн Шэнь, так вы… проиграли ему несколько раз?

— Гм, ты об этом утре? — задумался тот. — Где-то шесть или семь…

Так с чего ты такой благодушный?!

Разве тебе не полагается скрежетать зубами от злости, орошая прекрасное лицо кровавыми слезами досады [12], а затем, махнув на всё рукой, вновь удалиться для уединённой медитации месяца на три, грозясь грядущим возмездием?

Ты ж сам понимаешь, что ведёшь себя, как махровый OOC? Где же твоя верность роли завзятого злодея?

— Сражаясь с лордом Байчжань, неизбежно проиграешь, тут уж ничего не попишешь, — бросил Шэнь Цинцю, постукивая себя по тыльной стороне шеи черенком веера. — Вот если бы я победил — это было бы воистину ненормально.

Шан Цинхуа просто не знал, что и сказать на это.

Провал в памяти. Определённо перестарался с тренировками и лишился разума. И теперь изображает эдакие идеальные братские отношения [13] и безоблачную дружбу с Лю Цингэ — о Небеса, пару дней спустя он, чего доброго, примется заигрывать и с Ло Бинхэ?!

Стоило этой жуткой картине промелькнуть в сознании Шан Цинхуа, как к ним ринулась белая тень и, бросившись в объятия Шэнь Цинцю, намертво прилипла к нему.

— Учитель! — воскликнул этот нежный комок радости.

Удар подобной силы чуть не сбил Шэнь Цинцю с ног — он вынужден был ухватиться за толстый стебель бамбука, с трудом восстановив равновесие. При виде этого Шан Цинхуа прямо-таки окаменел.

Едва ли можно было винить его за подобную реакцию: глядя на этого юного красавчика, руки которого стискивали талию Шэнь Цинцю подобно алмазным обручам, он едва не выпалил: «Бин-гэ!»

Шэнь Цинцю также застыл в этой неловкой позе, нервно обмахиваясь веером, и принялся увещевать ученика:

— Ну же, вовсе не обязательно так кричать, если хочешь кого-то окликнуть! На пике Цинцзин запрещается шуметь! И разве можно вот так бросаться на людей, да ещё и на глазах своего шишу — куда это годится?!

Ло Бинхэ неохотно разжал руки и выпрямился. Послушно поприветствовав шишу Шана, он выпалил:

— Этот ученик ждал учителя здесь после утренних занятий и при виде него потерял голову от радости…

При этих словах сердце Сян Тянь Да Фэйцзи чуть не разлетелось на куски.

Ло Бинхэ принялся тянуть Шэнь Цинцю за рукав, канюча:

— Учитель, отчего вас так долго не было?

— Сегодня было много людей, — отозвался тот.

Глядя на его беспечную улыбку, Шан Цинхуа поневоле задумался, сколко раз он сегодня «не понимал», заставляя Лю Цингэ раз за разом «объяснять» ему на примере своих несчастных адептов.

Тотчас забрав у учителя сумку, Ло Бинхэ попросил:

— А можно мне в следующий раз с вами?

— Это зависит от твоих успехов во владении мечом, — бездумно бросил Шэнь Цинцю. — Там, в мешке, какое-то странное создание — твой шишу Лю утверждал, что оно съедобное. Посмотри, можно ли освежевать его и приготовить.

«Глядеть, как Бин-гэ используют в качестве повара? Лишь главные героини моей книги достойны того, чтобы пробовать приготовленную им еду! — негодовал про себя Шан Цинхуа. — Ты что, забыл своё место? А впрочем, не обращай внимания — сил уже нет возмущаться…»

— Ох. — Радостно приняв мешок, Ло Бинхэ встряхнул его, почувствовав, как сидящее внутри существо принялось отчаянно барахтаться. — Учитель, да оно ещё живое!

***

В гостиной Бамбуковой хижины вокруг мешка сгрудились все адепты, по очереди тыкая неизвестное короткошёрстное создание, издающее жалобные звуки, и, в противоположность ему, прямо-таки искрились восторгом, прищёлкивая языками от удивления.

— Учитель, а оно и вправду живое!

— Так что с ним всё-таки делать? Убить и съесть?

— Нет, давайте не будем, жалко его…

Шан Цинхуа изо всех сил старался игнорировать их радостный щебет, с опущенной головой прихлёбывая чай, в то время как сердце его продолжало содрогаться.

Помнится, когда он бывал здесь в последний раз, все адепты как один прямо-таки источали горькую злобу, являя собой образец чопорности [14], в руках — древние свитки, а на устах — лишь каноны классиков, которые они бормочут под нос своими мелодичными голосами, будто проклятия, и посмотрите, что с ними стало? Тот ли это пик Цинцзин, что выпускал исполненных чувства собственной важности высоколобых интеллектуалов?

Теперь он больше походил на учреждение для детей с синдромом гиперактивности.

— Пусть живёт, — изрёк вердикт Шэнь Цинцю. — А вы ухаживайте за ним.

— Давайте лучше съедим его, — тотчас возразил Мин Фань. — Мы ведь понятия не имеем, во что оно вырастет и сколько ест! А ещё надо будет